Известный латвийский биатлонист Олег Малюхин — из той самой знаменитой четверки конца 90-х — начала 2000 годов (сюда не забудьте добавить Илмара Брициса, Екаба Накумса и Гундара Упениекса) сейчас работает в провинции, в Мадоне. Тренирует девочек. В интервью Rus.lsm.lv Малюхин рассказал, почему не остался в родном Даугавпилсе, почему, на его взгляд, Расторгуев по-прежнему не может раскрыться и что вообще сегодня происходит с латвийским биатлоном,  поделился мнением о норвежских астматиках и о том, почему в биатлоне иное отношение к российским спортсменам.
Участник пяти Олимпийских игр 1992, 1994, 1998, 2002 и 2006 годов (лучшие результаты — 6-е места в спринте и эстафете в Нагано, при этом в Турине он выступал как лыжник), Малюхин до сих пор остается единственным латвийским биатлонистом, кто побеждал на этапе Кубка мира. Случилось это в спринте в канадском Вал-Картьере в далеком 1999-м. Да и в общем зачете Кубка мира он трижды входил в Топ-20. Так что нынешнему лидеру сборной Латвии Андрею Расторгуеву, если уж сравнивать до конца и по-честному, есть к чему стремиться, кого догонять.
— В Мадоне, насколько я знаю, вы работаете не первый год. Какую группу ведете?

— Маленькую. Это года два назад у меня было человек 30, сейчас осталось трое. Десять процентов — это нормально.
— Эти трое — те, кого вы оставили, или остальные сами ушли?

— Я сам никого не выгоняю. Система у меня такая, что те, кто не идет на результат, надолго не задерживаются. Три человека — это нормально, еще раз повторюсь. Это мой, скажем так, маленький проект. Они уже работают профессионально. Разумеется, никаких гарантий тут нет, неизвестно, доведу ли я их до Олимпийских игр. Но желание такое есть.

— И кто эти ваши ученики?

— У меня занимаются три девочки — двум по 12 лет, а Иеве Пуце — 17. В прошлом сезоне мы дебютировали в большом биатлоне, выступали на юниорском чемпионате Европы. Не очень удачно, но мы только в начале пути. Если что, Иева является племянницей Гундара Упениекса, нашего вице-президента [федерации биатлона]. На самом деле, этот факт не помогает, а только усложняет ситуацию.

— А я подумал —наоборот.

— Он, как любой правильный чиновник, родственникам помогает в два раза меньше.
Совет — хорошо, еще что-то — тоже неплохо. Но если дело касается финансирования или продвижения — Иева стоит в последних рядах.
— Это такой психологический прием?

— Это политика. Потому как он боится, что его могут упрекнуть — помогает, мол, своей родственнице. Вот такая у меня интересная ситуация.
— Сегодняшнему тренеру по биатлону хватает зарплаты, чтобы ни о чем другом не думать?

— Чтобы прокормить семью, одними тренировками не заработаешь. Мы с женой держим в Мадоне, в местном спортивном центре, кафе. Так что необходимо иметь еще какой-то бизнес.

— Почему все же Мадона, а не родной Даугавпилс?

— Потому что мне поступило такое предложение. Я за него так ухватился, что первые три месяца ездил туда сам чуть ли не каждый день, договаривался, занимался своим трудоустройством. Первый разговор состоялся года три назад, потом я успел поработать с литовцами еще какое-то время. Главным образом для того, чтобы доказать окружающим — я состоявшийся тренер. И только потом оказался в Мадоне.
Почему не Даугавпилсе? Например, в Мадоне мы уже во всю катаемся на лыжах. В Даугавпилсе сейчас такое представить невозможно. В Мадоне отличные условия — для биатлона в Латвии лучше их нет. В Даугавпилсе своих моментов хватает. Город больше, больше и проблем.
— У вас сезон, получается, уже в разгаре?

— Работаем давно. Впереди длительные сборы в Швеции, потом соревнования в Австрии и — вперед…
— Латвийский биатлон сегодня — это Андрей Расторгуев и Байба Бендика, и все остальные. Причем пропасть большая. За ними, такое ощущение, никого.

— Между прочим, с молодым Расторгуевым я успел посоревноваться, когда шел отбор на Олимпиаду в Солт-Лейк-Сити.
— С тех пор прошло 14 лет, но он так вас пока так и не догнал. Но не об этом речь. Почему за это время у нас никого так и не появилось? Особенно это отчетливо видно в эстафетах на Кубке мира — мы все время плетемся в самом хвосте.

— Вспомните конец прошлого сезона, последние эстафеты, когда наша команда отставала на два круга. Такого раньше никогда не было.
— Одним словом — позор. И, тем не менее, поколения пошли неудачные, не было достойных ребят, или просто не занимались биатлоном в нашей стране на должном уровне?

— Ответ здесь простой, который укладывается в два слова — системная ошибка.
— В чем она заключается?

— А в том, что наша нынешняя система спортивных школ не подразумевает подготовку высококвалифицированных спортсменов. И это в принципе. Казалось бы — все нормально: есть базы, условия, тренеры получают зарплату, нет проблем с инвентарем. Но и результатов нет.
— Так в чем беда?

— Скажу на своем примере. Когда я приехал в Мадону два года назад, у меня было много детей. Сейчас осталось трое лучших, но и зарплату я получаю в три раза меньше. То есть я работаю на результат, но зарплата у меня гораздо скромнее. Что я хочу сказать — наша система не подразумевает тренировку трех спортсменов. Она подразумевает каждый год набор новых групп, когда тренер не может уделить внимание, по сути, никому.
И тренеру приходится возиться с маленькими. А на старших у него просто времени не остается. И вот эти «беспризорники» из старших групп вырастают, а дальше с ними ничего не происходит.

— То есть и вам выгоднее не работать с этими тремя девочками, а набирать группы из маленьких и возиться с ними весь год?

— Совершенно верно. Все в основном так и делают. И это не их ошибка, у нас неплохие тренеры, но система абсолютно неправильная. Эстонцы, кстати, от нее давно ушли. Правда, у них там свои ньюансы.
— Но вы сами готовы что-то предложить?

— Пока нет. Какого-то одного решения тут быть не может. Тут надо искать компромиссы или строить параллельные системы. В Эстонии, кстати, клубная система. Вот лично для меня она подошла бы идеально. То есть я имею у себя какое-то число детей, и имею часть финансирования напрямую от государства. Я что-то слышал о подобном и в Латвии, в том же Даугавпилсе, но это большая бюрократия. И чтобы все это пробить, нужны силы и время. Но на выходе сумма финансирования все равно выходит не такая уж большая.

— А в Мадоне у вас есть помощники, партнеры, то же самоуправление?

— Как раз самоуправление Мадоны мне и помогает. У меня ни с чем нет проблем — инвентарем, сборами и так далее. Только с моей зарплатой — проблемы. В самоуправлении и рады были бы мне помочь, но — по закону не положено. Здесь работают хорошие люди, которые неравнодушны к спорту. Но они мне тут не помощники, и не потому, что не хотят, а потому, что не могут. Такова система.

— Если отталкиваться от результатов вашей знаменитой четверки…

— Еще бы хотел добавить к этому вопросу. Все мы, спортсмены нашего поколения, еще воспитанники советской системы. А она подразумевала как раз работу на результат. Причем в 90-х было неплохое поколение не только я биатлоне, но и в других видах спорта. Просто биатлон — самое яркое проявление. Конечно, существуют исключения. То же Расторгуев — точно одно из них. Но исключениями команду никогда не соберешь.
— Остальные, то есть, бесперспективны?

— Ребята, может быть, и не плохие. Но работать так, как работали мы, они явно не готовы. Они никогда так не работали. Если ты не пахал в 12-13 лет, сейчас это невозможно. Даже психологически они не способны на такую работу, на такие нагрузки. Они не могут отдаваться этому полностью. Та же самая картина у нас в женском биатлоне. Тут разницы нет никакой. Байба Бендика — молодец, она держится. И результаты у нее растут. Рядом с ней все время находится Илмар Брицис. Надеюсь, что и дальше она будет прогрессировать.
Когда они возвращаются

— Если уж мы заговорили о Брицисе. Он всерьез решил произвести «рестарт», перезагрузить свою карьеру в 46 в большом спорте?

— Еще как серьезно. Я видел его в деле. Я видел его на осеннем чемпионате Латвии. И уже тогда он был в очень хорошей форме. Он и в хорошей стрелковой форме — за два дня он на восьми огневых рубежах не закрыл только три мишени. При этом скорость стрельбы во второй день он показал отличную, на мировом уровне. На уровне Мартена Фуркада и даже лучше. Фуркад так быстро не стреляет.

— Стрельба — это половина успеха в биатлоне. Так ведь?
— Для своих лет у него и лыжный ход очень приличный.
— Насколько я понимаю, по задумке нашей федерации, Брицис должен помочь сборной Латвии прежде всего в эстафетах, чтобы набрать зачетные очки и пробиться на Олимпиаду в Южную Корею в полном составе.

— Именно поэтому Брицис и возобновил карьеру — чтобы помочь сборной Латвии. Нам нужна команда на Играх-2018 в Пхенчхане, чтобы мы увидели свет в конце тоннеля. Не дай бог у нас уменьшатся квоты, и на Олимпиаде останется один человек, это будет серьезным ударом. Для тех же молодых, которые хотят чего-то достичь.

— А вам предлагали тоже вернуться в большой спорт? Вы только на год старше Брициса.

— Ну разве что в качестве шутки. Все cмеются по чуть-чуть… А если серьезно, если бы ко мне подошла президент Федерации биатлона Байба Брока, и попросила выручить — не проблема. Я бы все бросил и стал бы тренироваться с утра и до вечера. На всякий случай я всегда в хорошем тонусе. И сейчас тоже.
Сегодня выигрывать не легче
— В общем, как я понимаю, ситуация в латвийском биатлоне сейчас не самая лучшая?

— На самом деле руководство федерации прилагает титанические усилия, чтобы из нынешней команды, а она у нас какая есть — такая есть, слепить хоть что-то. Но, как часто бывает, большая хорошая команда стоит дорого. Так что помочь молодым они особо не могут. Получается такой вот замкнутый круг.
— Ладно со вторым эшелоном, у нас Расторгуев до сих не смог подняться на пьедестал почета на этапах Кубка мира, на чемпионатах мира. Он все время где-то рядом с элитой. Максимум — чемпион Европы в индивидуальной гонке. Ему все время чего-то не хватеет. Той же стабильной стрельбы, что очевидно. Наверняка не лучшим образом повлияла на него и история со спонсорами, когда один из банков, кажется, спустя год, резко прекратил с ним сотрудничество.
— Это спорт, в котором все упирается в результаты. Уверен, что если бы он привез медаль, никто бы от него не отказывался. Не знаю, было ли это обговорено в контракте, но так обычно бывает.
— Я этот договор не читал.
— И я тоже. Но можно предположить, что если от человека ждут результата, а он его не дает, реакция будет негативной. И это понятно, это было ожидаемо.
— Не хочется сравнивать Расторгуева с вашим поколением биатлонистов, и все же — как бы он выглядел в вашей дружной четверке?
— Это старый разговор. В принципе, сейчас выигрывать не легче, чем было в наши времена. Сегодня Уве-Эйнар Бьорндален тоже выигрывает, но и 15 лет назад он не был слабее.
В наше время были фантастические немцы, великолепный француз Рафаэль Пуарэ, те же бесподобные норвежцы и россияне. Столько звезд на квадратный метр сейчас, конечно же, нет. Звезд стало меньше. Но зато сейчас попасть в топ-30 стало в два раза сложнее, чем в наши времена. Цепляться за очки раньше было намного легче, но выиграть было гораздо тяжелее.
— Тогда была плеяда звезд первой величины, «каста неприкасаемых», а за ними уровень был уже чуть скромнее.
— Просто сегодня биатлон стал более профессиональным, более развитым что ли. Сегодня все подтянулись, и достаточно заметно.
Побеждает тот, кто разберется в себе

— Давайте все же поставим вас рядом с Расторгуевым.

— Физически Расторгуев очень силен, я так никогда быстро не бегал на лыжах. Расторгуев очень силен, но у него есть психологические проблемы. Если он их не преодолеет, то так и останется нераскрывшимся.
— Вы говорите прежде всего о стрельбе?
— Это все в комплексе. Что-то неправильно у него в настрое, в подходе. Это мое мнение.
— Вроде как с ним работает в том числе и психолог.
— Нет-нет, сам человек должен разобраться в себе.
— Я с ним неоднократно общался. И, знаете что бросается в глаза — он слишком скромный для спорта, тихий, какой-то непубличный. Это не порок. Просто такое складывается ощущение, что он чего-то боится. Его вид — это не вид победителя.
— Я могу с вами согласиться здесь. Ключевое слово — боится. Ему не хватает уверенности и спортивной наглости. То, что и делает чемпионов.
— У него есть авторитеты, кто бы ему указал на это?
— Мне кажется, он никого не слушает, у него нет авторитетов. К сожалению.
— А он вообще когда-то выходил на вас или ваших партнеров, на биатлонистов вашего поколения с просьбой о помощи, чтобы вы дали совет?
— Нет. И это большая проблема. У меня, кстати, тоже был такой период, когда мне казалось, что я все могу, все умею, я самый умный. К счастью, это было, когда мне стукнуло 20. И у меня быстро получилось вправить самому себе мозги. Когда меня обыграли на чемпионате Латвии, я быстро все понял. Я бы всю жизнь слушал Илмара с раскрытым ртом. А ведь Брицис никогда никому не отказывает. Не использовать такие моменты — верх глупости.
— Насколько я в курсе, отношения Брициса и Расторгуева оставляют желать лучшего.
— Это несерьезно, это неправильно.
— С таким подходом о пьедестале почета только и останется, что мечтать. Хотя случится может всякое.
— А проблема-то растет. Он не может добиться результата, на него это давит все больше и больше и выхода из сложившейся ситуации не видно. Должны произойти какие-то фундаментальные вещи.
— Лидер современного биатлона — Мартен Фуркад. В чем, на ваш взгляд, феномен неподражаемого француза?
— До Бьорндалена Фуркаду еще все равно далеко. Как сейчас помню — никогда такого не было: в эстафете вторая команда от лидирующей отставала на 35 секунд. Оставался последний круг. На финише Бьорндален был первым. Там негде было отыграть эти 30 секунд с небольшим, но он смог. Это фантастика!
— Как и его отношение к биатлону — фантастика.
— Все феноменальные спортсмены так относятся к своей работе. Звезда складывается из двух вещей — данные выше среднего или очень хорошие, плюс работоспособность.
Заговор, которого нет
— Тема, которая давно сопровождает скандинавов. Я имею ввиду астматиков. Здесь, на ваш взгляд, есть за что зацепиться или это все пустая болтовня?
— Болтовня, разумеется. Россиянам надо ведь за что-то цепляться. Вот и придумывают небылицы. За примерами далеко ходить не надо — у меня самого астма,
у Упениекса астма и у Накумса — астма тоже. У меня она определилась, правда, только десять лет назад, но у Гундара и Ешки когда они бежали последние годы. Люди просто не понимают, что такое быть в холоде, на снегу, в зиме по полгода и больше. Все время на улице. А если ты еще живешь в стране с таким климатом, когда все время льет и минусовая температура — норма, то ты обречен. И то, что все норвежцы астматики — это само собой разумеющееся. Это во-первых. А во-вторых, все эти средства, про которые говорят… Да если у тебя нет сердца, если твои клетки не способны воспринимать этот кислород… Просто нет шансов выступать без этих всех препаратов. И они все равно не настолько эффективны, как все думают.
— Вопрос, который я не могу не задать. Эти последние громкие заявления наших скелетонистов, в частности Мартина Дукурса, о нежелании ехать на чемпионат мира в Сочи… В биатлоне один из этапов Кубка мира принимает Тюмень. Возможен ли бойкот этих соревнований со стороны биатлонистов?
— В биатлоне настолько серьезная организация, выработанная годами и десятилетиями четкая система, что невозможно представить даже, что кто-то из спортсменов позвонит или пришлет письмо и постарается всех уговорить не ехать на соревнования. Если кто-то выступит с каким-то предложением, все будет рассматриваться юристами в том числе, или на заседании Конгресса IBU (Международный союз биатлонистов — Rus.lsm.lv).
Все будет проходить цивилизованно и демократично. Не иначе. Плюс в биатлоне, не надо забывать, достаточно много в руководстве представителей России. Тот же Виктор Майгуров — мой товарищ по детским годам. Биатлон — это большая семья, и то же отношение к русским у нас все же отличается от отношения к ним в других видах спорта. Хотя и у нас хватает своих моментов, громких высказываний.
— Тем более, российских биатлонистов ловили на применении запрещенных препаратов не раз.
— В том-то и дело. Но, думаю, до какого-то бойкота в биатлоне не дойдет.
Попадались ведь на допинге и представители других стран. Думаю, что все это политика.

• биатлон
• Даугавпилс
• Мадона
• Малюхин
• спортсмены Даугавпилса